Чудеса на свете не часто, но случаются…
Как-то на рыбалке в Обозере в лодку к подростку Ване Алексееву совершенно неожиданно запрыгнула щука весом около четырёх килограммов. Юный рыболов не растерялся, грудью прижал рыбину ко дну лодки и держал её до тех пор, пока она не прекратила хлестать хвостом его по лицу. Нацепил щуку на ивовый прут, перекинул через плечо и довольный пошёл от деревни Малые Озерки к усадьбе Северного опытного лесничества, где жил вместе с отцом Сергеем Венедиктовичем, матерью Верой Дмитриевной, сестричками Таней и Леной и братиком Сашей.
На пути через поле встретил мастера леса Александра Афанасьевича Свалова. Тот подивился богатому улову, спросил:
– На живца хватила?
– Да нет, сама в лодку запрыгнула.
– Брось заливать-то, остряк! Так я и поверил.
– Ну, как хочешь, дядя Саша. Хочешь – верь, хочешь – нет…
А дома отец поверил. С ним такого чуда не было, но от других слыхал, что в погоне за рыбёшкой щука иногда выскакивает и на берег. Покачав на руках красавицу-хищницу, попросил рассказать всё, как было, до мельчайших подробностей…
Отец и старший сын Алексеевы были не просто ближайшими родственниками, они были друзьями. Может быть, потому, что родился первенец Иван, когда Сергею Венедиктовичу шёл уже сорок шестой год. Отец просто-напросто заждался иметь сына. И вот 20 апреля 1925 года появился на свет долгожданный продолжатель рода и фамилии.
С раннего детства лесничий Алексеев стремился привить Ивану и другим детям, даже не своим, любовь к природе. С пяти лет брал старшего сына в лес за грибами, с шести – на рыбалку с ночёвкой. В семилетнем возрасте впервые взял на весеннюю охоту (пока, естественно, без ружья) посмотреть, как токуют косачи-тетерева. Ружьё было доверено уже в девять лет. А с 10-летнего возраста Иван Алексеев вместе со своим приятелем-сверстником Колей Сваловым, по согласию лесничего Сергея Венедиктовича Алексеева, во время летних каникул участвовали в полевых научно-исследовательских работах Опытной группы, правда, пока сторожами и кашеварами. Когда же не хватало рабочих рук, одного из подростков брали на перечёт деревьев, измерение лентой границ пробной площади или другие посильные работы.
Это были 1935-1940 годы. В группе трудились очень интересные и добросовестные люди: Александр Алексеевич Молчанов, ставший впоследствии известным учёным, лесоводы Яков Яковлевич Лобанов, Василий Иванович Крылов, Иван Николаевич Пименов, Николай Иванович Мокеев, позднее героически погибший под Сталинградом, бессменный мастер леса Александр Афанасьевич Свалов.
В полевых условиях место жительства выбирали, как правило, на берегу реки или озера. После трудового дня почти все сотрудники отправлялись на рыбалку, поскольку рыба была основным продуктом питания, своего рода «подножным кормом». В ближайших населенных пунктах закупали хлеб, сухари, соль, сахар, чай, пшёнку, масло или другие жиры. Продукты завозили на лодках или волокушах до мест стоянки – это были охотничьи избушки, старые бараки лесорубов, брезентовые палатки.
Полевая жизнь в лесной обстановке с детства научила Ивана Алексеева мужественно переносить все невзгоды и лишения. Это здорово пригодилось на войне и при воспитании молодых лесоводов.
Вспоминая детскую пору, Иван Сергеевич Алексеев в рукописном очерке «Воспоминания об отце» (1971 г.)* писал: «Несмотря на то, что в детстве я был довольно живым мальчишкой и частенько совал нос куда не следует, отец только дважды наказал меня, лишив каких-то удовольствий. Сестёр и младшего брата он, кажется, никогда не наказывал… Отец очень любил, когда я занимался спортом, приходил посмотреть лыжные соревнования или на стадион. Когда мне исполнилось 14 лет, он подарил мне настоящие бутсы. Радости у меня не было пределов…».
* Кроме указанной работы для написания очерка автор использовал ещё одну рукопись И.С. Алексеева «Несколько дней второй мировой войны солдата Красной Армии – битва на Днепре» (1990), а также его письма и устные рассказы о прожитой жизни при встречах в г. Архангельске и п. Обозерском в 1979-2010 гг.

По совету отца Иван Алексеев в 1940 г. 15-летним юношей поступил после семилетки в Архангельский лесотехнический техникум, базирующийся в посёлке Обозерском. Через год, на 22 июня 1941 г., был намечен спортивный праздник. Около 9 часов утра студенты по два человека в ряд построились в шеренгу на спортивной площадке. Директор Сергей Константинович Лебедев поздравил всех с окончанием учебного года, хотел ещё что-то сказать, но в это время к нему быстро подошла преподаватель немецкого языка Ирма Мартовна Тойкер и стала что-то говорить ему на ухо. Была она бледной и взволнованной.
От директора собравшиеся услышали совсем неожиданные слова:
«Товарищи студенты, началась война! На нас вероломно напала фашистская Германия…». Спортивные выступления состоялись, но уже через пару часов все были в аудиториях и записывались в отряды местной обороны. Это на случай, если враг высадит десант.
На другой день 23 июня Иван Алексеев лежал на траве у своего дома и слушал разговор отца с ведущим сотрудником опытной группы Александром Алексеевичем Молчановым. Взрослые мужчины сидели на скамейке в саду и озабоченно беседовали. Оба согласны были в том, что война будет жестокой и, очевидно, многие исследовательские работы придётся отложить на неопределённое время. В победе Красной Армии они не сомневались. А Иван сожалел, что пока у него наступит призывной возраст, с Гитлером всё будет покончено. Обидно, что будет покончено без него.
Однако через три дня группа, в которой учился Иван, пешком была отправлена за 12 километров в Швакинский лесопункт, где месяц окоряла брёвна. Ещё месяц заготовляли сено в местном колхозе. С конца августа и до конца октября весь курс убирал урожай в колхозах по реке Онеге. Возвращались чуть ли не на последнем пароходе до дер. Чекуево, а оттуда при минусовой погоде на открытых грузовиках, в летней одежонке и в совершенно разбитой обуви, целый день по бездорожью добирались до Обозерской.
Тем временем с помощью заключённых была спешно достроена железная дорога в мурманском направлении до г. Беломорска. Под Управление этой дороги в пос. Обозерском отдали здание лесотехникума, а студентов перевели в Архангельск, в Маймаксанский техникум, где готовили специалистов по переработке древесины.
В Архангельске было тревожно. Город часто бомбили. Зима 1941-1942 гг. была холодной, с устойчивыми морозами под минус сорок. Не хватало продуктов. Был голод. Чтобы выкупить по карточкам 200 граммов сухарей, положенных на сутки, надо было сначала найти магазин, а потом полдня простоять на улице в очереди. После полного дня занятий студентам выдавали по маленькой лепёшечке, испечённой из теста наполовину со жмыхом. Те, кто родился в 1925 г., были допризывниками и дополнительно занимались по курсу военного всеобуча. Многие не выдерживали и уезжали домой.
Иван Алексеев и два его приятеля из Обозерской тоже решили бросить учёбу. На станции Исакогорка в ожидании поезда провели более двух суток без единой крошки хлеба во рту. Выручили бывшие заключённые, которых везли из Молотовска (теперь Северодвинска) в армию. Они взяли ребят в свой вагон.
Полтора километра от станции Обозерская до родительского крова Иван Алексеев шёл более часа. С трудом переступил знакомый порог. Родители помогли снять одежду, умыться и переодеться. Отец дал выпить полстакана тёплой воды с добавлением молока. Сразу это не получилось – челюсти долго не разжимались. Всё же кое-как проглотил содержимое стакана. Отец больше ничего не дал. Заставил лечь спать. Через пару часов он разбудил сына, и только тогда мать накормила рыбным бульоном с куском хлеба.
Отдохнув пару дней, Иван Алексеев пошёл работать лесником, а потом был принят метеонаблюдателем в батальон аэродромного обслуживания. В ноябре 1942 г. из допризывников района собрали комсомольский отряд и на станции Плесецкая ежедневно стали заниматься военной подготовкой. Отряд в декабре распустили, но вскоре всем пришли повестки явиться в Плесецкий райвоенкомат к 3 января 1943 г.
Обозерских парней Ивана Алексеева, Леонида Никулина, Фёдора Разумова и Энгельса Нечаева провожали на станции Обозерская утром 2 января только что наступившего Нового 1943 года. Народу было много. Женщины-матери плакали. Сергей Венедиктович всё время курил свою трубку и молчал, а когда паровоз дал прощальный гудок, обнял сына, троекратно поцеловал и сказал: «Ну, сынок, не подкачай!».
В Плесецкой призывники сразу прошли медкомиссию, на другой день их довезли до ст. Няндома, покормили и пешком отправили в г. Каргополь за полсотню вёрст. Так Иван Алексеев и его земляки стали курсантами Велико-Устюгского военно-пехотного училища (местонахождение училища поменяли, а название оставили прежним). 23 февраля 1943 г. приняли присягу. Первыми в действующую армию были отправлены Леонид Никулин и Фёдор Разумов (оба погибли в апреле 1945 г. в районе озера Балатон). Энгельсу Нечаеву при окончании училища присвоили звание лейтенанта и тоже раньше других отправили на фронт (В середине пятидесятых годов Иван Алексеев случайно встретил его в Обозерской в чине подполковника КГБ; Энгельс отдыхал на родине, в деревне Малые Озерки).
24 августа 1943 г. рота, где был Иван Алексеев и его одноклассник Саша Карельский, снова прошла медкомиссию. Рано утром 25 августа всех посадили на автомашины, довезли до Няндомы и сразу пересадили в эшелон с несколькими тысячами солдат-северян. Эшелону была дана «зеленая улица». Он шёл так быстро, что кашу варили в несколько приёмов во время коротких остановок у семафоров. Как только состав останавливался, солдаты выскакивали из вагонов, быстро разжигали костерок из заранее нащипанных сухих лучинок и в самом ярком пламени держали котелок. Со свистком паровоза мигом костры тушились, солдаты заскакивали в вагоны, а котелок с кашей закутывали в шинель. Через часок каша допревала и была ещё горячей.
Запомнились пункты питания на станциях Вологда и Ярославль. Под крышей и стеклом были поставлены столы и скамейки. На столах ожидали едоков миски, ложки и кастрюли с первым, вторым и компотом. Все четыре тысячи солдат были накормлены за 10-15 минут, эшелон последовал дальше на юг, до Курска. Там разгрузились и несколько суток шли по просёлочным дорогам на запад. Ночевали на соломе около каких-то ферм. Остановились в красивом сосновом бору и тут узнали, что прибыли в распоряжение Третьей гвардейской танковой армии.
На рассвете 5 сентября прибывших стали распределять по частям. Была дана свобода выбора. Один из офицеров, старший лейтенант по званию, предложил поехать в качестве ручных пулемётчиков в 56 гвардейскую танковую бригаду, в десантный батальон. Это заинтересовало Ивана Алексеева. Парнем он был рослым, крепким и трудностей не боялся. Он предложил Саше Карельскому тоже воевать с ручным пулемётом, но тот категорически отказался. Земляки расстались.
В бору все получили боевое оружие, боеприпасы. Иван Алексеев, зачисленный в первый взвод первой роты, получил ручной пулемёт Дегтярёва, который весил 11,3 кг без диска. Вторым номером в его расчёт был назначен Николай Богданов, прибывший из Казани. Взводом командовал лейтенант Мароховец, грамотный кадровый офицер лет сорока. У молодых ребят он сразу завоевал авторитет, хотя за один из неудачных боёв до этого был разжалован из капитанов в лейтенанты. Ему верили, как отцу, и за ним шли беспрекословно. В эти же дни удалось повидать командующего армией генерал-майора Павла Семёновича Рыбалко, вручившего на торжественном митинге Гвардейское знамя одному из танковых корпусов.
После этого начались длительные форсированные переходы. Шли днём и ночью, отдыхая лишь на малых и больших привалах. Где-то под городом Сумы взвод посадили на танки Т-34. Начались марши на их броне. Переходы были утомительны, так как дышать приходилось сплошной пылью. На зубах постоянно скрипел песок. Очень тяжело было ночью, когда идущая машина в буквальном смысле укачивала, хотелось спать. Но засыпать ни в коем случае было нельзя, иначе можно было сорваться и запросто погибнуть под гусеницами танка. Однажды Иван Алексеев всё же вздремнул на минуту, повалился в сторону, но смог подтянуться за верёвку вместе с пулемётом на шее и чудом
остался жив. В середине сентября подошли к Днепру. Основные силы стали готовиться к его форсированию, а бригаду, в которой находился Иван Алексеев, повернули на север освобождать деревни и сёла вдоль реки. Запомнилось освобождение села Рогозив, из которого немцы уже спешно бежали. Население села, в основном это были женщины и дети, встречало воинов как родных после долгой разлуки. Радость, слёзы, объятия… Как только танки подошли к селу Большая Александровка со стороны фруктового сада, немцы открыли огонь из автоматов, но было поздно – танки уже шли по окопам. Немцы побежали. Танки сбавили скорость, давая возможность нашим солдатам стрелять
прямо с брони.
Это был первый бой с врагом новобранца Ивана Алексеева. Всё запомнилось в деталях, которые не забылись и по сей день. «Трудно выразить словами ту радость, скорее восторг, когда после выстрела немец падал, – писал спустя более полувека Иван Сергеевич, – Стреляющий кричал – «Ура! Я убил его!» и снова прицеливался из винтовки. Я же никак не мог приспособиться стрелять из пулемёта. Когда прошли всю окраину села, отделение спешилось, а я и мой помощник Коля Богданов остались вдвоём на танке, только тут появилась возможность пустить в дело пулемёт. Я быстро поставил свой РПД на башню танка и стал обстреливать убегающих по полю немцев. Танкисты в это время тоже били из пулемёта и пушки. Вскоре патроны кончились, надо было заряжать диски. И тут наш танк вдруг остановился. Мы с Колей соскочили на землю – так было удобнее заталкивать патроны в диски. Но танк внезапно тронулся с места. Я успел заскочить на него, Коля вслед за мной забросил диски, а сам замешкался и отстал. Я строчил из пулемёта и один заряжал диски, которые быстро опустошались. Танкисты тоже продолжали вести огонь. Когда стемнело и немцев уже не было видно, из люка танка выглянул командир, лейтенант, и довольный что-то крикнул мне. Я точно не разобрал, но мне показалось, что он крикнул: «Молодец, пехота! Так держать!». Мы вернулись в Большую Александровку, где уже была основная часть бригады».
На другой день 25-й танковый батальон был брошен срочно к деревне Константиновке на помощь 24-му танковому батальону, который никак не мог выбить оттуда немцев с самоходными пушками. Не доходя метров трёхсот до деревни, заняли оборону. Под огнём немцев стали окапываться. Сапёрных лопаток не было, окапывались практически голыми руками. Иван Алексеев сообразил ковырять землю пламягасителем, снятым со ствола пулемёта. Через сутки Константиновка была взята. Сделали перекличку. Не смогли установить фамилии семерых солдат, кто был на танке, в который влетел снаряд прямым попаданием. Их всех так изуродовало, что узнать было невозможно.
После построения все разошлись по своим закреплённым машинам и начался переход к деревне Гнединке. Во время марша появился немецкий истребитель, но он танки оставил в покое, а стал гоняться за «виллисом», в котором ехало командование бригады. Во второй заход истребителя автомашина была подбита. Позднее мы слышали, что кто-то из командиров погиб. Вскоре, когда танки шли через невысокий сосняк, появились «юнкерсы». Они бомбы не сбрасывали, а поочерёдно заходили сзади колонны и обстреливали пехоту на танках. Иван Алексеев поставил пулемёт на башню и стал стрелять по самолётам. Они пролетали очень низко, чуть не задевая вершин деревьев, и в поле зрения оказывались всего на несколько секунд. Очереди, видимо, явно запаздывали. Потратив изрядное количество патронов, стрелок Алексеев это занятие прекратил. Да и самолёты вскоре переключились на пехотную часть, которая была тут же на марше и вышла на кукурузное поле. Там потери были куда больше.
Перед Гнединкой танки были встречены огнём из артиллерии. Наступающие спешились, солдаты бежали за танками. Деревня была освобождена от врага. В этом бою отличился Коля Богданов, бежавший впереди всех и ловко стреляющий из винтовки. Он был представлен к правительственной награде. Вечером танки пошли обратно к Константиновке. В темноте водитель как-то не рассчитал, и танк под номером 75 провалился боком в ров, вдавив в песок двух солдат. Когда два других танка двойной тягой вытащил застрявшую машину, откопали солдат. К счастью, они были оба живы, но кости ног поломаны. Аккуратно уложили на броню и отвезли пострадавших до медсанбата.
На следующий день чуть свет двинулись пешей колонной по железной дороге до станции Дарница. Она вся была разрушена немцами. Кругом был дым и запах гари. Вдруг из-под головёшек догорающего дома выбралась закопчённая, взъерошенная женщина и бросилась обнимать и целовать солдат. Откуда-то появились ещё две женщины и едва ходящий старичок. Они показали ближайший путь к Днепру. Солдаты спешили. Это было где-то 26-27 сентября 1943 г.
Поздно вечером без боя подошли к руинам взорванного немцами моста через Днепр. Было приказано срочно окопаться. У Ивана Алексеева ещё раньше заменили напарника – вместо Коли Богданова стал вологжанин Алёша Лодочкин. Иван и Алексей быстро вырыли окоп, и у них появилась возможность поочерёдно отдохнуть. С противоположного берега немцы периодически стреляли из миномётов. 30 сентября всех с линии обороны заменили пехотной частью. Снова посадили на танки, и десантный батальон двинулся на город Переяславль-Хмельницкий. Где-то под городом было торжественное построение, на котором генерал-майор Рыбалко вручил многим солдатам и офицерам награды. Коля Богданов получил орден Красного Знамени. На рассвете 2 октября подошли к Днепру. В ночь на 3 октября приступили к форсированию реки. Чувствовалось, что вскоре здесь будет жарко. На реке постоянно рвались снаряды, бомбы, в воздухе почти не прекращался гул самолётов. В небе висели осветительные ракеты, били зенитки. Танк № 75 вместе с прикреплёнными к ним солдатами зашёл на понтон, который потянул катер-буксир. Слева тянули другой понтон. Когда были уже на середине реки, небо озарилось ракетами и стало очень светло. Посыпалась очередная партия снарядов. Один из них задел второй понтон, раздались человеческие вопли, и танк вместе с людьми сполз в воду. Наконец понтон, где находился Иван Алексеев, вошёл в зону, недосягаемую для артснарядов. Когда подошли к берегу, по команде стали прыгать в воду. Кому было по пояс, кому-то и выше. Мгновенно выбрались из холодной воды. Танк выходил на берег уже без солдат. Костров раскладывать было нельзя и сушились так: стаскивали с себя всю одежду, выжимали воду и одевались снова. Досушивались уже на ходу, догоняя танк.
Местом высадки был Букринский плацдарм, хорошо укреплённый немцами (потом военные историки напишут о нём немало страниц). На холмах в районе села Трактомировка окопались и несколько дней сидели в окопах, дожидаясь, пока не переправится через Днепр вся бригада. В ночь на 11 октября посадили на танки 24 батальона и продвинулись к переднему краю. Окопали танки и для себя тоже вырыли окопы. С вечера узнали, что будет прорыв немецкой обороны. В 4 утра 12 октября началась артподготовка – по немцам били пушки и «Катюши». Стоял сплошной грохот. Впереди от разрывов снарядов воздух перемешался с землёй. Так продолжалось около часа. И вот в небо взвилась светлая ракета. Солдаты уже сидели на броне и ждали её. Танки из укрытия ринулись на запад. Проскочили окопы своих солдат, затем ворвались на немецкие. Шедший впереди танк вдруг подорвался на мине. Глянули – номер на башне 75. Остановились, помогли раненым командиру и башенному стрелку слезть с танка, перевязали. Достали из танка тела водителя и стрелка-радиста, оставили вблизи у подбитого танка и снова – в бой.
За немецкими окопами в лощине, поросшей лещиной и сосенками, спешились. Иван Алексеев пытался стрелять из пулемёта, но он не работал. Быстро достал маслёнку из шинели, стал промывать газелью затвор. В это время рядом разорвалась одна граната, затем другая. После взрывов услышал немецкую речь. Левой рукой раздвинул сосновые ветки и увидел немца с занесённой над головой гранатой. Тот орал: «Рус, капут!». Иван не растерялся, правой рукой выхватил из рук рядом стоящего солдатика винтовку и «на вскидку», как при охоте на уток, выстрелил в немца. Тот упал как подкошенный. А солдатик так и замер с вытаращенными на него глазами. Иван окрикнул Алёшу Лодочкина, которого рядом не было. Тот отозвался. Оказалось, что от взрыва гранат его ранило в ногу – из подошвы сапога торчал большой осколок, и на боку были две кровоточащие дырочки. Иван снял сапог, перевязал ногу. Приложил бинты к ранам на боку и велел своему напарнику ждать санитаров. Появилось желание взглянуть на убитого им немца. Подошёл, а около него уже крутилось два наших солдата, они рассматривали бумажник и фотографию молодого парня в форме курсанта. Иван отругал сослуживцев. И в этот момент его окликнул знакомый голос. Повернулся налево – к нему бежал Сашка Горбатов, с которым в школе семь лет сидел за одной партой. Друзья-приятели на радостях стали обнимать друг друга, но тут на них закричали командиры отделений. Поговорить землякам так и не удалось.
Иван почти на ходу прочистил затвор пулемёта и теперь короткими очередями стрелял по немцам. Сзади его бежал новый командир отделения (прежний был переведён на другую должность), который помогал ему заряжать диски, когда он стрелял лёжа. Когда добежали
до села Великий Букрин, с чердака домика, что стоял в стороне от основной дороги, по наступавшим стали стрелять из пулемёта. Иван прыгнул в канаву, установил свой пулемёт на бровке и дал длинную очередь по чердаку. Стрельба оттуда прекратилась. Хотели продолжить движение по дороге дальше, но тут увидели, как с правой стороны в панике бежит толпа немцев, которых выдворили с правой стороны плацдарма. Советских солдат оставалось человек 15-20. Все тут же без какого-либо приказа залегли у дороги и стали стрелять по немцам почти в упор. Те бросились в рассыпную, но несколько всё же проскочили мимо.
Преследование врага продолжалось. Иван Алексеев вдруг почувствовал, что, бегая с пулемётом, совсем выбился из сил. Ноги подкашивались, и он стал падать. Пулемёт взял у него командир отделения, а ему отдал свой карабин. Позднее Иван вспоминал: «Когда я «очухался», взвод свой догнал за юго-западной окраиной Великого Букрина. Ребята уже успели побывать на окраине села Малый Букрин, но оттуда им пришлось отступить и занять оборону. Тут я узнал, что мой командир отделения куда-то пропал. Никто не видел, что с ним произошло. Под вечер на нас пикировало около 80 самолётов сразу и вполне его могло разнести взрывом бомбы. Вечером, когда стемнело и наступила тишина, я всё время думал о том, как можно уцелеть в этом аду? Жив ли Саша Горбатов? Где воюют другие мои товарищи по училищу? Все ведь ещё так молоды! А как живут-поживают мои родные на далёком и холодном, но родном Севере?».
Ночью пошёл дождь, и на рассвете все проснулись в сырых окопах, наполовину мокрые. Дождь не прекращался несколько дней. Немцы нет-нет да и постреливали из миномётов. Очередная мина разорвалась метрах в шестидесяти от окопа Ивана Алексеева. Он в это время встал во весь рост и, сладко потягиваясь, расправил руки в стороны. Большой осколок в форме треугольника со свистом плотно припечатался ему на грудь против сердца. Припечатался плашмя, не пробив даже шинели. Когда прижал его рукой, он был ещё горячий. Если бы осколок летел вперёд острым краем, всё – смерть. Вот ещё одно чудо. Долго потом носил в кармане шинели как память о Букринском плацдарме.
Через пару дней танковых десантников заменили стрелковой частью. Снова оказались в Великом Букрине. В эти дни всех, уже до нитки мокрых, старшина решил помыть в «бане». В одну из деревянных хат натаскали соломы, металлические бочки наполнили горячей водой и мылись. Когда одевали ту же мокрую одежду, слали в адрес старшины тысячу чертей. Но приказ – есть приказ, и его надо выполнять.
К 20 октября дождь прекратился. Настала ясная солнечная погода. Десантники сели на танки и двинулись к селу Ходоров. На марше налетели немецкие самолёты и началась бомбёжка. Один из танков был уничтожен прямым попаданием бомбы. Появились два наших истребителя. Завязался воздушный бой. Один истребитель был сбит, второй ушёл. Из сбитого истребителя летчик выбросился на парашюте, но остался ли жив, неизвестно. После прекращения бомбёжки танки остановились. Мимо проходила цепочка солдат, среди которых Иван Алексеев увидел Сашу Карельского с ручным пулемётом на плече. Он подошёл, коротко поговорили. Саша пожалел, что не пошёл тогда с Иваном. Земляки разошлись. Снова низко пронеслись вражеские самолёты, сбросив несколько бомб на ушедшую вперёд пехоту. Танки пошли за ними и вскоре остановились – на дороге лежали три солдатских трупа. Какой-то полковник приказал Ивану Алексееву и ещё одному десантнику убрать их с дороги. У одного из погибших солдат взрывной волной было сорвано всё лицо и часть черепа. Узнать человека было невозможно, а документов в карманах гимнастерки уже не было. По фигуре труп чем-то напоминал Сашу Карельского. У Ивана защемило в груди. Позднее подозрение, к сожалению, подтвердилось…
К вечеру десантники спешились и по лощине и сопкам пошли пешком. Марш был утомителен. Шли всю ночь. Остановились под утро у каких-то сараев для скота совсем обессилевшими. Немцы сразу стали обстреливать пришедших из миномётов. Пришлось спешно окапываться. Иван и один невысокий солдатик стали рыть окопы под грушей, высотой около трёх метров. В это время мимо, не сгибаясь, проходили два солдата. Иван крикнул им, чтобы немедленно пригнулись и ползли по канаве. И в это время раздался грохот и пучок искр вылетел у Ивана из глаз. На какой-то миг потерял сознание, упал. Когда опомнился, в ушах стоял звон и никаких других звуков не было слышно. Лёжа ощупал руки, тело, ноги. Всё цело. Поднялся, огляделся. Солдатик, что рыл окоп рядом, стоял на коленях, уткнувшись лицом в землю. Подполз к нему, а он мёртвый. Осколок мины прошёл через грудь от одной руки до другой. Проходившие незнакомые солдаты валялись с искажёнными от боли лицами. У одного оторвана рука и нога, у другого нога и масса ранений на теле. Кругом кровь. Солдаты даже не стонут, на глазах умирают. Ивана спасла груша. Мина ударила в крону, осколки срезали сучья и рикошетом ушли в сторону. Снова чудо, или сказать точнее, везение.
С сумерками снова всех десантников посадили на танки. Двигались небольшими марш-бросками, занимали скрытые позиции. Через несколько дней слух у Ивана восстановился. В эти дни немцы вели всё время беспорядочный артиллерийский и миномётный огонь. От мин и снарядов при прямом попадании горели наши танки. Очень часто, особенно ночью, бомбили немецкие самолёты. От авианалётов тоже были потери. По ночам и наши Побеспокоили немцев. «Иногда слышишь шум нашего пикирующего «кукурузника», – вспоминал Иван Сергеевич Алексеев в своих записках «Битва на Днепре», – и думаешь, как пилоты в такой темноте сбрасывают бомбы в цель? Ведь чуть ошибись и бомбы полетят на головы своих… В одну из ночей, когда я охранял отделение, справа от нас послышался отчаянный крик и выстрелы. Через несколько минут всё стихло. Я подумал, что солдатик не иначе как проспал. Так и было. Днём мы узнали, что из мотострелковой бригады немецкие разведчики украли солдата…. Пробыв в обороне несколько дней, в последних числах октября мы получили приказ отойти на левый берег Днепра. Прошли ночью село Ходорово, а на рассвете по понтонному мосту реку. Начался марш-бросок на север по 80-90 километров в сутки. Даже на малых привалах, в канавах, с поднятыми вверх ногами засыпали на мгновение, и команды «Подъём!» и «Вперёд, марш!» слышались как во сне. Однако упорно шли с полной боевой укладкой и не знали, когда догонит кухня и в котелок на двоих повар плюхнет борщ, кашу и компот одновременно..».
2 ноября 1943 г. Иван Алексеев со своими однополчанами был уже на Лютежском плацдарме. Ещё через сутки вошли в прорыв немецкой обороны в составе 55-й танковой бригады, так как от прежней бригады в результате боёв на излучине Днепра из 75 танков осталось лишь 12, а солдат от десантного батальона лишь 6 человек. Начались тяжёлые
бои без сна и отдыха по освобождению Киева. 12 ноября пришло пополнение: полностью батальон десантников и 23 танка Т-34.

Как-то остановились в сосновом бору. Все солдаты отделения сразу повалились на землю и заснули, а Иван Алексеев с командиром отделения стали строить хороший крытый блиндаж, благо сваленных деревьев было много. Хотели отдохнуть с комфортом, но тут последовала команда: «Подъём!». Сели на танки, и колонна двинулась вперёд. Вскоре налетела вражеская авиация и началась массированная бомбёжка. Всё было в облаках пыли. Иван оказался на другом танке, который свернул на поле, где скопилась более двухсот немцев. Слева и справа немецкую пехоту окружили из засады наши солдаты на мотоциклах. Немцы стали сдаваться. Огонь прекратился.
Когда немцев на поле не осталось, незнакомый лейтенант послал Ивана и ещё одного солдата собирать брошенное оружие. Солдаты перекинули свои карабины за спину и разошлись, подбирая винтовки. У дальней межи Иван вдруг натолкнулся на немца, распластавшегося на земле животом вниз. Винтовка у него лежала в ногах. Иван подумал,
что это убитый, и потянулся за винтовкой. И в это время немец развернулся и тоже потянул руки к винтовке. Иван успел отскочить, наставив винтовку на фрица, и закричал: «Руки вверх! Хенде хох!». Немец поднялся и пошёл Ивану навстречу. Был он на голову выше Ивана, какой-то унтер лет сорока. И тут Иван понял, что винтовка без патронов. Снова помогла охотничья привычка – быстро выхватил из-за спины свой карабин и вскинул на немца. Тот сразу стал молить о пощаде. В это время раздался выстрел, подбежал командир с ближайшего танка, случайно увидевший эту сцену. «Это я стрелял, – крикнул танкист, – боялся, что ты его убьешь. А мне приказано достать языка. Так что отдай-ка немца мне». Иван не возражал. Лейтенанту своего отделения он отдал винтовку и полевую сумку немца. Тот сначала отругал Ивана за то, что свой карабин носил за спиной и был так беспечен, но потом, посмотрев бумаги в сумке немца, сказал, что обязательно представит его к награде.
А на рассвете в г. Фастов Иван Алексеев, после двух месяцев боевых действий, впервые был ранен осколком бомбы в левую теменную часть головы.
После излечения в госпиталях в канун Нового 1944 г. был зачислен в состав 1-й гвардейской армии. Служил сначала в разведроте 113 запасного стрелкового полка. Затем закончил курсы младшего офицерского состава. На это ушло полгода. 20 июня 1944 г. было присвоено звание младшего лейтенанта. Служил в составе 129-й гвардейской ордена Суворова стрелковой дивизии, в 325-м гвардейском стрелковом полку на должности командира взвода пешей разведки. В Карпатах на территории Польши за городом Санок во время разведки боем в ночь с 6 на 7 сентября 1944 г. получил сквозное пулевое ранение в правое бедро. Ранение было тяжёлым, лечился более полугода в разных госпиталях. Последний госпиталь под номером 1977 содержала Климентина Черчилль.
26 февраля 1945 г. военно-врачебной комиссией признан негодным к военной службе с получением инвалидности 3-й группы.
В апреле 1945 г. вернулся домой в посёлок Обозерский. Возраст – всего лишь 20 лет, а кажется, что прожита целая жизнь. На груди – орден Красной Звезды и орден Отечественной войны первой степени, три медали. Настрой на будущее – только учёба, причём по лесохозяйственной специальности. Но чтобы поступить в вуз, надо было получить среднее образование.
С сентября 1945 г. продолжил учёбу в местном Обозерском лесотехникуме, с отличием закончил его в 1947 г., получив специальность техника-технолога по лесоразработкам. Сразу без экзаменов был принят на лесохозяйственный факультет АЛТИ, который закончил защитой на «отлично» дипломной работы 24 июня 1952 г. Поскольку родители были уже пожилыми (отцу шёл 74-й, матери 60-й год), распределение получил на родину, в посёлок Обозерский, в Северную лесную опытную станцию.
Почти три года, с 5 июля 1952 г. по 1 июня 1955 г. работал научным сотрудником Северной ЛОС и одновременно по совместительству преподавал в Обозерской лесной школе.
Не теряя ни дня в трудовом стаже, со 2 июня 1955 г. И.С. Алексеев переходит на постоянную работу в Обозерскую лесную школу, став её директором. Вскоре, в 1956 г., школа была передана в систему профтехобразования и выделена в самостоятельное учебное учреждение (стала ГПТУ № 20, позднее ТУ № 6). С этого времени началось интенсивное строительство жилых и подсобных помещений для её нужд. Своими силами была заготовлена древесина, установлена пилорама. В короткий срок были построены два брусчатых двухэтажных здания под общежития. Её директор, которому в 1955 г. исполнилось лишь 30 лет, проявил незаурядные организаторские способности и талант педагога. Несомненно, что в повседневной работе с учащимися школы и в руководстве педагогическим коллективом Ивану Сергеевичу помогли фронтовой опыт и хорошая теоретическая подготовка. С детских лет много полезного в лесоводственном отношении он перенял от своего отца Сергея Венедиктовича Алексеева, признанного северного учёного-лесовода, которому в 1947 г. была без защиты диссертации присвоена учёная степень доктора сельскохозяйственных наук. Сын прислушивался к мудрым советам отца вплоть до его смерти в 1957 г.
Обстоятельства сложились так, что пришлось уехать из родного северного края. Учитывая состояние здоровья, врачи не раз советовали И.С. Алексееву сменить место жительства на более южные районы страны. В частности, ему предлагали переехать в Прикарпатье, где работала его старшая сестра Татьяна Сергеевна Лощилина (Алексеева). Только после смерти отца он 16 октября 1962 г. дал согласие на перевод в г. Дрогобыч Львовской области в лесхоззаг. Новый директор школы Валентин Иванович Суханов завершил начатое И.С. Алексеевым строительство котельной, столовой, дома для преподавателей. Был построен мост, соединяющий два берега реки Ваймуги.
В 1964 г. по приглашению заведующего лабораторией лесоведения АН СССР А.А. Молчанова И.С. Алексеев переехал в Теллермановское опытное лесничество (Воронежская область), где трудился на должности директора и научного сотрудника с 1 ноября 1964 г. по 22 марта 1972 г. И здесь он проявил себя как руководитель научно-исследовательского учреждения с самой положительной стороны. Но при лесничестве жили дочь А.А. Молчанова и её муж, оба числящиеся в штате научных сотрудников, но не имеющие специального лесохозяйственного образования. Их мало интересовали научные исследования, на первом плане были личные интересы. Полагаясь на поддержку отца и тестя, стали всё чаще «совать нос» в директорские дела.
Унаследовавший от отца справедливость и честность во взаимоотношениях с людьми, директор Алексеев, порой, как говорят, «ставил их на место». Отношения обострились, тем более что А.А. Молчанов хранил молчание, не выступал за директора в защиту, хотя правда была явно на его стороне. «Чтобы не мотать никому нервы», как выразился Иван Сергеевич, «я решил перейти в научные сотрудники, а затем уйти совсем». В последние годы перед пенсией трудился директором Борисоглебского горпромкомбината, инженером по озеленению Борисоглебска и преподавателем школы ДОСААФ.
Выйдя на пенсию 5 мая 1980 г. в 55 лет как инвалид Великой Отечественной войны, И.С. Алексеев остался жить с женой Надеждой Вячеславовной под Борисоглебском, увлёкся пчеловодством. Сейчас проживает в г. Кирове у дочери Тамары, также окончившей ЛХФ АЛТИ. У Тамары Ивановны две взрослые дочери. Сын Сергей избрал профессию механика по нефтеперерабатывающим аппаратам, был представителем СССР в Лондоне по закупке оборудования, сейчас работает в руководстве на одном из заводов Томской области. У него два сына, оба инженеры.
Иван Сергеевич продолжает вести переписку с филиалами Государственного архива Российской Федерации, стараясь боле детально установить родословную семьи Алексеевых. Ещё более тесная связь у него с военными архивами, с помощью которых он смог установить судьбу многих своих фронтовых товарищей. В музей «Героев Букринского плацдарма» (Украина) он отправил свои воспоминания, которыми, кстати, воспользовался и автор этого очерка. «Чувствуется, что всё пережитое Вами, – это реальная действительность, а не книжные цитаты, как это иногда бывает, – пишет 11 марта 1990 г. директор музея Н.В. Берест. – Таких воспоминаний о боях, какие Вы нам послали, у нас немного. Спасибо Вам большое!». Приходится нередко выступать перед школьниками, в классах, где учатся внуки и правнуки. Главный девиз выступлений устных и в печати: «Желаю вам не знать войны!».
Как лесовод, Иван Сергеевич вёл и ведёт переписку со многими учёными и практиками лесного хозяйства. С некоторыми знаком уже десятки лет. Установил тесную связь с центральным Российским Музеем леса в Москве, с Архангельским региональным Музеем леса, передал туда часть фотографий и других материалов из архива отца. Внимательно, и надо сказать с беспокойством, следит за политикой государства в области лесного хозяйства. В музеях леса в Москве и в Архангельске есть рукописи его размышлений по наиболее актуальным и волнующим лесоводов и общество вопросам: о должности лесничего, его роли в лесных делах и возможностях творческого подхода при рубках и лесовосстановлении; о зарплате и общественном положении работников лесного хозяйства; о необходимости постоянной подготовки лесоводов всех уровней; об охране лесов и рациональном использовании недревесной продукции леса. По мнению лесовода И.С. Алексеева, прежде всего надо поднять престиж работника леса, повысить оплату его труда и дать свободу в выполнении конкретных хозяйственных мероприятий. Труд лесовода должен быть творческим. А для этого надо расширить в лесу исследовательские работы, ту опытную деятельность, наглядный пример которой показал его отец – учёный и лесовод Сергей Венедиктович Алексеев.
Иван Сергеевич не забывает свою малую родину, периодически приезжает в Обозерскую и в Архангельск, навещает своих родственников и по случаю юбилейных дат С.В. Алексеева.