'Еще в годы разработки плана ГОЭЛРОВ. И. Ленин отмечал, что «...наш основной интерес - возможно скорее получить от капиталистических стран те средства производства (паровозы, машины, электрические аппараты), без которых восстановить нашу промышленность сколько ни будь серьезно мы не сможем... Чтобы получить лучшие машины и пр., мы должны платить. Чем платить?... И здесь нет объекта более удобного для нас экономически, чем леса на дальнем севере, которые мы имеем в невероятном количестве...» (1).
Созданный в соответствии с декретом Совнаркома от 17 августа 1921 г. за подписью В. И. Ленина трест Северолес стал «валютным цехом страны». Это было первое, самое крупное в Со-ветской России объединение предприятий по ведению лесоразработок, переработке древесины и ее экспорту. По данным губплана, уже в зимнем сезоне 1925/26 г. объем лесозаготовок в Архангельской губернии превысил уровень 1913 г.
Индустриализация народного хозяйства страны потребовала огромного количества древесины и для внутренних нужд. Резко увеличить объем ее заготовок было возможно только на основе революционных преобразований в организации лесоразработок. В 1929г. Совет Труда и Обороны принял постановление о разработке перспективного плана развития лесной промышленности. В плане предусматривались важные организационные и технические мероприятия. Таким образом, в начале первой пятилетки был взят твердый курс на индустриализацию лесной промышленности. Однако широко использовать технику в лесу не позволяли ограничения по ширине лесосеки (участка, на котором выполняется рубка). Ширина ее составляла 100 и 200 метров, а технике нужен простор. И вот в 1929 г. постановлением правительства вводятся так называемые сплошные концентрированные рубки. Ширина лесосеки увеличивалась до 1000 метров при длине до 2 километров. Причем такие участки через 3-5 лет смыкались между собой, и безлесная площадь, подобно половодью, разливалась на десятки квадратных километров.
В большом и новом деле никто не застрахован от ошибок, хотя многих из них можно было избежать. Мы уже отмечали, что дореволюционное лесоводство к началу первой мировой войны получило свое самобытное развитие. Широкую популярность в стране и за рубежом имели научные разработки профессора Г. Ф. Морозова, а также другого крупного ученого профессора М. М. Орлова. В своих классических трудах они горячо отстаивали идею постоянства пользования лесом, считая ее краеугольной в лесном хозяйстве. По их мнению, рубить лес необходимо так, чтобы он в итоге не уничтожался, а успешно и быстро возобновлялся, причем в качественном отношении новое поколение леса должно быть лучше, чем предыдущее. Именно в этом заключается одно из характерных отличий лесоводства от других видов добывающих отраслей промышленности.
Однако идея о непрерывности лесопользования была отнесена в то время к буржуазным и антиреволюционным. И хотя широко распространяющиеся сплошные концентрированные рубки требовали научного решения вопросов лесовосстановления, все лучшее из отечественного лесоводства было забыто, а видные ученые-лесоводы подверглись критике. Лидерство в установлении технической политики по отношению к лесу и лесопользованию в новых условиях захватили люди, весьма далекие от проблем лесоводства. Не стоило бы, возможно, и вспоминать о них, если бы они не нанесли огромного ущерба практике лесопользования.
Особую активность проявили «ученые» Н. Алексейчик и Б. Чагин. В своей книжке «Против реакционных теорий на лесном фронте (критика учения проф. Морозова и Орлова и их последователей) », изданной в 1932 г., они на прочь отвергли принцип непрерывности пользования лесом и естественное восстановление как хозяйственный прием воспроизводства лесных ресурсов. Свое «научное» кредо они сформулировали примерно так: вырубим столько, сколько требуется для народного хозяйства, а площади вырубок моментально засеем, включая посев семян с самолета. Подкупающе интересная мысль: смело, по-революционному, рубим лес на огромных площадях и также смело его восстанавливаем! Долго ли, скажем, загрузить лесными семенами самолет, тем более что в те годы стремительно развивалась в стране авиация, и сбросить их над вырубками? Экономично, быстро, не надо почти никакой рабочей силы, кроме пилотов и грузчиков.
И такое «революционное» кредо было взято на вооружение. Лес действительно стали рубить на огромных площадях, а вот с лесовосстановлением дело сразу застопорилось. Первые же опыты аэросева показали, что это далеко не лучший способ лесовосстановления: требуется очень много семян, они часто разлетаются не туда, куда надо, застревают в траве и мхах, так и не сумев прорасти. Но самое главное, затраты на сбор семян и проведение аэросева не окупались даже в ближайшем будущем. Стране же нужны были деньги сегодня, и их давала рубка леса. Потому-то от аэросева и других каких-либо серьезных мер по лесовосстановлению вскоре отказались, а рубка леса расширялась, как говорят, и в пространстве и во времени.
Был взят курс на создание лесозаготовительных предприятий временного типа. Они строились вдоль водных и железнодорожных магистралей с расчетом на 40-60 лет - срок амортизации основных фондов, когда затраты на строительство поселков, дорог, технику и т. д. окупятся заготовленной древесиной. С учетом запланированных объемов рубки леса отдельно по годам, в целом на этот срок и закреплялась за леспромхозом сырьевая база.
Из сезонных лесоразработки становятся круглогодовыми. Создаются постоянные кадры лесной промышленности, появляются новые специальности: вальщик леса, сучкоруб, тракторист, трелевщик...
На валке леса сначала используется «дровянка»- двуручная пила, затем лучковая пила с тонким пильным полотном, легко врезающимся в древесину. Пилой-«лучковкой» работает уже один рабочий. Одно время для срубки деревьев применялся усовершенствованный, так называемый «канадский» топор. Благодаря узкому лезвию он глубоко вонзался в ствол дерева.
Усовершенствование пил и топоров не меняло, конечно, коренным образом технологию лесоразработок, тем более, что на трелевке (подвозке стволов срубленных деревьев или их частей на небольшие расстояния) использовались лошади. Существенные изменения начались с середины тридцатых годов. На делянки пришла тяжелая бензомоторная пила, работали с ней два человeкa, затем были созданы облегченные варианты пилы, с которой управлялся один вальщик. В сороковых - пятидесятых годах. увлеклись механизмами на электрической тяге: электропилами и трелевочными лебедками. Но они требовали сложного электротехнического оснащения и, кроме того, были «привязаны» к передвижным электростанциям. Поэтому, когда удалось создать достаточно легкий и мощный двигатель внутреннего сгорания, на валке вновь стала господствовать бензомоторная пила. Примерно с 1935 г. лошадей, использовавшихся на трелевке и вывозке древесины, постепенно сменяют тракторы. Вместо конно-ледяных и тракторно-ледяных дорог в лес потянулись узкоколейные железные дороги. «Надо же - для бревен, как для людей, строят чугунку!»- удивлялись порой местные жители, смотревшие на же-лезные дороги вообще как на чудеса цивилизации.
Паровозы, специально построенные для узкой колеи, постепенно вытеснялись мотовозами. Вскоре после Великой Отечественной войны стали использоваться газогенераторные тракторы и автомобили на древесном топливе, и, наконец, их полностью заменил автотранспорт на жидком горючем. Сегодня лесозаготовительные предприятия делают новый шаг в техническом переоснащении. В лес приходят многооперационные машины, облегчающие труд рабочих, значительно повышающие производительность труда, но о них разговор дальше.
Государство не жалеет средств на развитие лесной промышленности, поскольку эта отрасль дает ценное древесное сырье и для внутренних нужд, и на экспорт. Объемы заготовок древесины в Архангельской области уже к 1940 г. превысили 15, а в 1956г. достигли 20 млн. кубометров.
Рост добычи древесины побуждался развитием лесопиления и лесохимических производств. Еще с сороковых годов Архангельск называли «всесоюзной лесопилкой». Три десятка лесозаводов в Архангельске, на Онеге и Мезени ведут распиловку древесины, значительная часть которой идет на экспорт. Создаются крупнейшие на Европейском Севере, да и в Европе целлюлозно-бумажные предприятия в Архангельске, Новодвинске и Коряжме, а более мелкие - и в ряде других мест. Реконструируются и расширяются гидролизные заводы. На Севере сформировался крупнейший в стране лесопромышленный узел. Здесь вырабатывается четвертая часть общесоюзного производства целлюлозы, 17 % картона, 11 % бумаги для печати. Из Архангельской области отправляется каждый третий кубометр экспортных пиломатериалов.
Развитие лесной промышленности примерно до 1950 г. можно назвать «золотым веком» отрасли. Оседлав придвинские массивы и леса по другим крупным рекам, а также вдоль железнодорожных магистралей, лесозаготовители, как и раньше, снимали здесь «сливки» наших лесов. В рубку шли высокопродуктивные участки, запас сырья в которых часто превышал 200-300 кубометров на гектар. Если к этому добавить, что расстояние от делянки до берега реки или железнодорожной станции составляло в среднем 10 километров, то становится понятной эффективная деятельность лесозаготовительной отрасли в первые два десятилетия ее жизни на индустриальной основе. Многим работникам отрасли в ту пору казались правильными и новые «теоретические» установки. Лесная промышленность упорно двигалась вперед, все дальше и дальше в лесную глушь, не оглядываясь назад и не думая о будущем.
Все, что казалось при организации леспромхозов в конце тридцатых - начале сороковых годов далеким и призрачным, в действительности быстро приблизилось к своей горькой реальности.
Промчались 50 лет, и к чему мы пришли? Сырьевые базы леспромхозов-ветеранов истощились, причем число «обмелевших» предприятий быстро растет. Сейчас многие из них вывозят древесину за 70 и даже за 100 километров.
Отвергая принцип непрерывного пользования лесом, новоявленные теоретики предполагали, что после истощения сырьевой базы весь коллектив предприятия переедет на новый участок. Но при этом не были учтены два обстоятельства. Первое – богатые и удобные для освоения участки лесов оказались уже освоенными. Второе - простой, казалось бы, вопрос «переброски» людей на новые места в действительности оказался значительно сложнее. Лесозаготовительные поселки - не палаточные городки экспедиций. В них сложился и окреп свой уклад жизни, родились и выросли люди. И стронуть их с насиженных мест, которые стали по-настоящему родными, дело исключительно тяжелое.
Дефицит в древесине начал ощущаться уже около двух десятилетий назад, но со всей остротой его почувствовали примерно с 1975 г. Хроническими стали недопоставки древесного сырья для целлюлозно-бумажных предприятий и лесопиления. Это больно отразилось на целом ряде потребителей их продукции.
Целлюлозно-бумажные предприятия научились покрывать недостаток в хвойной древесине использованием березы и осины для варки целлюлозы и тем самым смягчили древесный голод. Лесопильные предприятия оказались в худшем положении: древесина пошла мельче, не отличалась качеством, да и ее порой не хватало. Некоторые лесозаводы, оснащенные современнейшей техникой, оказались загруженными лишь на 75 % своих мощностей.
А что там, впереди? насколько обострится критическая ситуация? Об этом пойдет разговор дальше. А пока взглянем на современную лесозаготовительную технику с позиций лесоводства.

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 110-111.